Из жизни дознавателя. Исповедь алкаша. Как круто меняются судьбы… - Максим Канатьев

Теперь другой пример. Свежедопрошенный в качестве свидетеля 53-летний мужичок, минуты две тупо смотрит в протокол с его же собственными показаниями. Причем, заметьте, показания написаны нормальным, человеческим языком, безо всяких там канцелярско-юридических вывертов. Потом, махнув рукой, говорит «А, все равно тут все непонятно, давайте я уже распишусь, да пойду». Ну уж ни хрена, мил человек, думаю, потом ты черт те чего тут наговорить можешь. А потому протокольчик-то вслух ему прочитал. Понятно? – спрашиваю. Да, понятно. Ну ладно, говорю, расписывайтесь везде, где галочки, а на последней странице, в конце, напишете «С моих слов записано верно, мною прочитано».

– А расписываться прямо на галочах или где?

– Да где хотите.

Немного подумав, мужичок все же расписался где надо, и даже ничего не забыв.

– Так, а теперь вот здесь (показываю пальцем) пишем: «С моих…» да не «с маих», а «с моих»! Ладно уже, оставляй как есть.

– Дальше: «слов записано верно». Да блин, зачем ты «слов» -то с большой буквы написал? Нет, не трогай, не надо черкать! Давай, дальше пиши…

– Стоп-стоп, ты чего это тут нацарапал – «Все правильно»?! И ведь когда успел-то, а?! Бляха-муха! Зачеркивай теперь это свое «Все правильно» аккуратно одной чертой и продолжай: «за-пи-са-но вер-но». Молодец, точку поставь!

– Дальше, «мною»…. Ну, … твою мать, б…, зачем ты «Дальше» -то пишешь?! Зачеркивай опять одной чертой. Так, пиши рядом с зачеркнутым «мною про-чи-та-но». Теперь рядом «Исправлено»… Да блин, не «исправлена» а «исправлено»! Ладно, обведи букву «а» кружочком, чтобы она на «о» стала похожа. Рядом, с маленькой буквы, «соб-ствен-но-ручно».

– Теперь вот здесь ваша подпись и ее расшифровка.

– Дык она у меня вроде не зашифрованная! – Этот деятель еще и острить пытается!

Стараясь обходиться без хамства, показываю ему, где расписаться и написать свою фамилию с инициалами.

– Вот уж хрен я больше в свидетели пойду! – сказал, как отрезал, несчастный, вытирая рукавом обильный пот с лица.

Следующая группа – дурики. Сразу оговорюсь, что дурики – это далеко не всегда дураки, в народном понимании этого слова, и, так же, как и непонимайки, они также формально психически здоровы. Их отличительная особенность заключена в способности экспромтом рождать замечательную словесную дурь. Звонишь, бывает, в дверь приличным гражданам, для того, чтобы поспрошать их о чем-нибудь важном. Из-за двери – традиционный вопрос «Кто там?», на который дается не менее традиционный ответ «Милиция». Далее из-за той же двери следует уже нетрадиционный, в смысле, наидебильнейший вопрос «Какая милиция?». А ну-ка, уважаемые читатели, попробуйте быстро и в пристойной форме дать вразумительный ответ! И как, нормально получилось? Ответил я как-то: «Хорошая милиция, качественная, откройте, не пожалеете!», и, когда оказался безнадежно далеко посланным, до меня дошло: на самом деле, граждане хотят узнать, в чем цель нашего визита, но их почему-то намертво переклинивает, отчего и получается «Какая милиция?». И теперь, в ответ на такой вопрос, я просто спокойно объясняю человеку, зачем я пришел и что мне от него надо. Пока помогает. Дальше поехали. В ответ на просьбу поприсутствовать в качестве понятых, например, при следственном осмотре, процентов девяносто заявляют: «А мы ничего не видели!». Так ведь, етицкая сила, я же не спрашиваю вас, что вы там видели, я прошу просто поприсутствовать при осмотре и ничего более!

Третья группа – юрики. Это те же дурики, но только с уклоном в юриспруденцию. Этакие юристы – самородки. Они напористы, непоколебимо уверены в себе и своих якобы серьезных юридических познаниях. И уверенность эта непробиваемая, бронированная, железобетонная. Уж если заявил тебе юрик «Вы не имеете права!», то бесполезно ему, тыкая пальцем в закон, доказывать обратное. Не имеете вы права, и все тут, и хоть ты лоб себе расшиби! Так, мамашка одного пятнадцатилетнего парнишки, категорически возражала против его допроса в качестве свидетеля по грабежу. На все мои умоляющие просьбы, уговоры, требования, и даже клятвенное обещание зашифровать личность ее сынули, чтоб, значит, злодей до него не смог добраться6, она визгливо кричала «Не имеете права, я с адвокатом советовалась!» И, что самое-то нехорошее – уголовной ответственностью за отказ от дачи показаний припугнуть нельзя, ибо наступает она только с шестнадцати лет. Тогда я проще поступил: пришел к парнишке в школу, да и допросил его в присутствии педагога. Кстати, пацанчик, в отличие от своей, интеллигентно выражусь, экзальтированной мамашки, оказался абсолютно адекватным, и дал полный и толковый расклад по всем обстоятельствам преступления. Мамашка, в тот же день, узнав о моем жестоком коварстве, влетела ко мне в кабинет с традиционным в таких случаях визгом: «Кто вам дал право…?! …Вы превышаете полномочия! …Я буду жаловаться!»

– А вот и имею! А вот и не превышаю! – на мотив детской дразнилки пропел я, весело вертя в руке УПК и даже хотел язык показать, но посчитал, что это не очень прилично для офицера милиции. Как ни странно, но жаловаться на меня она не стала.

Другой пример юриков – это люди, которые сильно любят ордера7, а потому настойчиво требуют их при любом, даже незначительном контакте с милицией. Прямо ордерофилы какие-то! Пришел я как-то к дедуле одному, по словам людским, бодренькому и внешних признаков маразма не проявляющему, чтоб допросить его в качестве свидетеля по соседской драке. Так тот прямо с порога мне с металлом в голосе: «Где ваш ордер?»

– Какой ордер? – не врубился я.

– А такой ордер, на допрос. Если у вас его нет – до свидания! – и, не дав мне ответить, захлопнул дверь перед носом.

Но больше всего наши граждане любят ордера на обыск или арест. Откуда в головах ваших, уважаемые юрики, так прочно засели эти самые идиотские ордера? А не иначе как из тех же гнусных современных отечественных фильмов и сериалов, в совокупности составляющих телеблевотину, которую расейский пипл поглощает, не поморщившись! Режиссеры и сценаристы не утруждают себя глубокими познаниями в деятельности правоохранительных органов, не привлекают к съемкам консультантов-практиков, а отсюда и рождаются перлы, типа «Я – следователь уголовного розыска! Вот ордер на ваш арест!» Кстати сказать, «следователь уголовного розыска», по своему смыслу равен «слесарю-гинекологу».

Теперь на десерт приведу пример с одним великолепным юриком-самородком. Была у меня потерпевшей по побоям и угрозе убийством женщина лет сорока. Нормальная такая, вполне адекватная тетенька. И предстояла ей очная ставка не с кем-нибудь, а с ее непосредственным обидчиком, злодеем, то есть. А злодей-то с адвокатом! А живого-то адвоката она в жизни не видала! И видно так перетрусила, бедолага, что умудрилась отыскать для собственной поддержки такое чмо, что ни в сказке сказать, ни в протоколе описать. Называется, сама себя перемудрила…. Вобщем, в день проведения очной ставки, на пару с потерпевшей, нарисовался, откуда ни возьмись, тощий мужичонка-коротышка абсолютно неопределенного возраста, с красным вздернутым сопливым носиком на худощавом нервном лице, облаченный в коротенький, болоневый плащик грязно-коричневого цвета, некогда модный хит 70-х г. г. ХХ века. На голове сего светила юриспруденции восседала весьма древняя засаленная бурая фетровая шляпчонка, не иначе, как ровесница плаща, из-под которой сосульками свисали пряди не мытых, не стриженных и нечесанных волос. С важным видом, он вручил мне криво вырванный тетрадный листок в клеточку, на котором было нацарапано: «Я, гражданка Российской Федерации Такая-то, доверяю гражданину Российской Федерации Такому-то, защищать мои интересы на следствии и суде. Дата и две подписи.». При этом, в сфокусированном на мне горящем взоре правозащитника-самородка, кроме ярких бликов застарелой шизофрении, читалось ожидание благоговейного трепета перед его столь значительной персоной. Слов нет, зашибись представитель! Выгонять его сразу и в резкой форме я все-таки не стал, поскольку это чмо принялось бы вопить про нарушение прав человека и произвол, потом нарожало бы кипу жалоб во все мыслимые и не мыслимые инстанции. А мне это надо – утруждать себя лишними отписками? И решил я тогда его самым жестоким образом, но при строгом соблюдении законности, морально «опустить».

– Уважаемый, – спрашиваю, – а вы собственно кто? Адвокат?

– Нет, я не адвокат, но Конституция представляет каждому право на квалифицированную юридическую помощь!

– Во-первых, гарантирует-то она гарантирует, но вот по вопросам уголовного судопроизводства, она отсылает к федеральному закону. В данном случае – это УПК. Вы хотя бы заглядывали в него?

– Разумеется!

– Ну, а раз заглядывали, то должны знать, что представителем потерпевшего может быть только адвокат, а вы им не являетесь. И вот эта ваша записулька никакой юридической силы не имеет – с деланной брезгливостью, двумя пальцами, я приподнял бумажонку.